|
ГЛАВА14. ИРИНА
 Ни до, ни после того
раза я никогда не ездил так отчаянно. Нет, я почти не создавал риска для
других водителей, которых до самой Москвы мне встретилось не так уж и
много. Но, сам я серьёзно рисковал вылететь юзом на каком-нибудь повороте,
снести столб или сжечь двигатель. Это было неправильно, но в тот момент
я об этом не думал. Меня гнало вперёд необъяснимое ощущение, что если
я успею - а куда, или к чему? - то всё будет хорошо и Ирина не умрёт.
Я не мог и не хотел объяснять себе происхождение этого чувства, но оно
жгло меня изнутри, и я, вцепившись в "баранку", почти стоял
на педалях, выжимая невозможное из неприспособленной к таким гонкам "Нивы".
Сердце, подстать мотору, лихорадочно колотилось в моей груди выталкивая
вместе с каждой порцией горячечной крови отчаянное -
Господи! Господи! Господи!
Примерно через полчаса,
когда голова начала приходить хоть в какое-то мыслящее состояние, этот
неистовый призыв трансформировался уже в какую-то осмысленную речь -
- Господи, помоги!
- Господи, помилуй!
- Господи, спаси Ирину!
- Господи, не оставь
меня!
- Господи, не обмани
меня!
- Господи, я верю в
Тебя!
- Господи, Ты всё можешь!
- Господи, сотвори чудо!
- Господи, спаси Ирину!
- Господи, возьми мою
жизнь!
- Господи, отдай её
Ирине!
- Господи, Ты ведь любишь
нас!
- Господи, не отнимай
её у меня!
- Господи, я виноват
перед ней!
- Господи, дай мне искупить
мою вину!
- Господи, я хочу сделать
её счастливой!
- Господи, верни мне
её!
- Господи, исцели её!
- Господи, оживи её!
- Господи, спаси её!
- Господи, я люблю её!
- Господи! Господи!
Господи…
Повторяясь многократно,
эти отчаянные призывы не прекращались до самого конца той безумной гонки.
Более того, я не только не уставал произносить, почти кричать их, но,
напротив они становились всё горячее и сильнее. Всё моё существо словно
бы превратилось в это неистовое движение и неумолкающий крик - Господи!
Казалось никакие преграды не способны остановить меня.
Остановил меня открытый
канализационный люк, ровно за один квартал до Ирининой больницы.
Торчащие их него ветки с привязанным к ним обрывком красной тряпочки я
в горячке не углядел. К счастью он был сразу за поворотом, и скорость,
на которой я влетел в него правым передним колесом, вряд ли достигла больше
шестидесяти километров в час. Впрочем её хватило, чтобы я от удара об
руль и лобовое стекло потерял сознание, вышибив при этом водительскую
дверь и вылетев на асфальт. Однако, без сознания я был недолго, наверное,
меньше минуты, так как вокруг меня успело собраться не более десятка человек.
Очнувшись, я тут же вскочил на ноги, и оттолкнув преграждающих мне путь
зевак кинулся бежать к видневшемуся невдалеке грязно-белому корпусу больницы,
уже на бегу повторяя своё отчаянное - Господи! Господи! Господи!
С лихорадочной ясностью,
работающего в форсированном режиме ума, я мгновенно разобрался на схеме
в вестибюле больницы - где находится реанимационное отделение и, спотыкаясь
на истёртых лестничных ступеньках, мигом взлетел на третий этаж, не обращая
внимания на несущееся мне вслед истошное - - Туда нельзя! Что вы делаете!
Едва не выбив дверь
в реанимационное отделение своим ободранным об асфальт плечом, я ввалился
туда и, сразу же наткнувшись на невысокого, средних лет, мужчину в зелёном
хирургическом костюме под распахнутым белым халатом, шедшего мне навстречу
с какими-то бумагами в руке, задыхаясь выпалил - Ради Христа! Не отключайте
Миронову от аппаратов!
- Уже отключили.
Я омертвел, ноги предательски
похолодели и обессилели, мне гигантским усилием воли удалось не упасть.
Я оперся рукой о стену.
- Вы её бывший муж?
Это я разговаривал с вами по телефону. Консилиум врачей принял решение
о прекращении искусственного поддержания функций жизнедеятельности организма,
ввиду полной безнадёжности реанимирования пациента. Спасти её было невозможно.
Искренне сожалею. Что с вами произошло? Вы нуждаетесь в помощи. Пойдёмте
со мной в перевязочную.
Я тупо уставился на
него.
- Спаси вас Господи…
Где она?
- В морге. Сейчас паталогоанатом
должен производить вскрытие.
- Мне нужно её видеть.
Сейчас. Это возможно?
- Пойдёмте. Я провожу
вас.
По другой лестнице мы
спустились вниз, вышли во двор.
- Видите, вон там в
углу двора одноэтажное строение? Это морг. Там у входа есть скамейка.
Посидите на ней, пока
закончится вскрытие. Потом вам разрешат увидеть вашу жену, простите, бывшую…
Я побрёл в указанном
мне направлении. Около двери обшарпанного здания из, частично позеленелого,
серо-бурого силикатного кирпича, действительно стояла покосившаяся деревянная
скамейка, подпёртая с одной стороны загаженной чугунной урной сталинского
образца.
Однако присесть я не
успел. Из двери вышла пожилая медсестра в клеёнчатом, подранном местами
фартуке, поверх застиранного врачебного халата, и с непонятным испугом
уставилась на меня. Наверное, "видок" мой внушал лишь подобные
чувства.
- Здравствуйте! Я хочу
видеть Миронову.
- Здравствуйте. Она
вас тоже. Вы, ведь, Алексей? - женщина перекрестилась.
- Алексей. Простите. Я вас не понял. Она хочет меня видеть? Это такой
врачебный юмор? Он несколько не к месту. Подождите! Откуда вы знаете,
что меня зовут Алексей?
- Присядьте! Я тоже
присяду - женщина снова перекрестилась - Или я сошла с ума, или есть Бог!
- Бог есть, я это знаю,
что произошло?
- Молодой человек, я
двадцать восемь лет работаю в этом морге! И, только что, я в первый раз
увидела ожившего покойника. Не успел Михаил Иванович сделать надрез, как
ваша Миронова глубоко вздохнула, открыла глаза и говорит - Доктор! Не
надо меня резать! Позовите Алёшу, он идёт сюда! И укройте меня, пожалуйста,
мне холодно и стыдно быть голой. Вот так! Господи, помилуй! - она опять
перекрестилась.
Я вошёл, точнее - вскочил
в морг, лишь на полминуты опередив, ворвавшуюся вслед за мной бригаду
врачей. Было ощущение, что сюда сбежалось полбольницы, так рябило от белых
халатов. На моих глазах, завёрнутую в какие-то простыни, слабо улыбающуюся
Ирину перекладывали со стола на носилки, прилаживали ей под локоть какую-то
капельницу, подсовывали что-то ей под голову, и всё говорили, говорили,
возбуждённо и словно на иностранном языке. Когда её проносили мимо меня
по коридору, я умудрился воткнуться между белохалатниками и дотронуться
до Ирининой, чуть тёплой, слабо вздрагивающей ладошки. Мы встретились
глазами.
- Ира! Я люблю тебя!
Бог услышал меня!
Она тихо улыбнулась.
По её глазам я понял что она знает это. И, наверное, многое другое, чего
не знаю пока я. И, ещё я понял, что она тоже любит меня.
Меня оттолкнули.
|
